Надежды корюшек питают, и нерпам милости дают, во фьордах сёмгу сохраняют, январских уток берегут; в подлёдных мытарствах утеха и даже в нерест не помеха. Но снасть используют везде: у берегов и на стремнине, и с Рыбнадзором наедине; в бездельный час, и в злой нужде.
Был рыцарь юн, неопытен, влюблён. И счастлив был, но даму из несчастных себе избрал, был верен ей, как паж. Повсюду в тяжких латах рыцарь наш за нею следовал, от черт её прекрасных сходил с ума, дар речи то и дело терял. И, как в горячечном бреду, шептал ей: «я приму твою беду за счастие». Она его хотела. Она в его объятиях медвежьих спокойно засыпала у плеча, от страсти обессилев, и шепча сквозь сон ему о чувствах самых нежных. Но дни идут, а счастья нет и нет – то дождь идёт, то солнце ярко светит, то нет детей, то одолели дети – красавицу гнетут мильоны бед. А что же рыцарь? Копьями истыкав все мельницы несчастий и невзгод, все реки бед преодолевши вброд, ничем в себе отчаянья не выдав, умаялся вконец. Поворотил коня в обратный путь, скакал без счёта. Вот, доскакал, и видит: новый кто-то его в её постели заменил...
Так не было со мной. Так было с ней, и с рыцарем другим, и будет с третьим. Дождь не при чём, не виноваты дети. Чем далее, тем тише и темней проходит жизнь её в цепи несчастий. И ей помочь, увы, не в нашей власти.
И что теперь? Теперь она одна. Опять несчастна, и звонит ночами. То дети ей хамят, то холодна постель её. Я повожу плечами. Я говорю: «Ну, чем тебе помочь?» Она в ответ стенает и рыдает. Я терпеливо слушаю всю ночь, к утру она бессильно затихает. Мне жаль её. Ей жаль саму себя. Не мельница Судьбы её смолола. Отнюдь. Она рожала, не любя, от рыцарей не мелкого помола (не родила от одного меня). Теперь при ней и рыцарей не стало… Звонит мне снова, жизнь свою кляня, и жалуется, как она устала.
Мораль… Какая, к дьяволу, мораль? Нет в басне этой нравственной идеи. Люби, рискуй, надейся, выбирай - но помни лишь: о счастии радея, не будь несчастен никогда, нигде. Не то утратишь чудо благодати, И станешь век влачить в одной беде, всё будет не во благо, и некстати.
Поскольку мы с тобой друзья, скажу, что времени не будет и впредь. Пусть память только судит: что было можно, что нельзя. Не избегай преград и бедствий, гордись путём, которым шла. Но помни: добрые дела не остаются без последствий.
И если вдруг кольцо твоё владеть тобою возжелает - ему напомни: ты живая, а блеск металлу не даёт ни капли жизни. Ведь, по сути, не так уж Мордор нас страшит - но страх наш прежде нас бежит.
Ни карты, ни проводника. Лишь волчий вой и страх олений. Пусть даже жизнь порой горька, но под покровом сожалений она хранит бесценный дар: надежду на зарницы чуда. И так земной кружится шар. И нет для нас пути отсюда.
в конгрессе и сенате тож царит кабацкое веселье вонзает в трумпа финский нож берёзок баловень есенин paul betach мельницам комбат эксперт наладчик и обходчик но бьёт сервантеса набат по наковальням пьяных почек и донкихотово копьё заглотит жадно дульсинея и позавидует бабьё и киев дядьки бузинее затеет санчо хоровод вокруг мадрида и гранады на крепкой тяге паровой как баржа шедшая в анадырь и вся сибирь уйдёт в скиты и будет истово креститься но красноярска смрадный дым в кастильский праздник не вместится
пустыми снами на путях каренина едва забылась как тут же ей сапсанья милость явилась в ангелов гудя и рельсы безднами сошлись на перегоне горки - китеж вот так лежишь и поезд видишь и даже кажется тошнит