неча на роршаха пенять, если vanish палёный
Лев (отлучили),
Фёдор (едва не казнили)
приходят к Антону (а у него чахотка),
спрашивают: от вечности не у тебя ключи ли?
Антон отвечает: только коньяк и водка.
Даже шампанского не оставили, суки.
Ни хереса, ни мадеры, ни плохонького токая.
Страдаю, зверею, рассказы пишу от скуки.
Смерть приходила, недовольная вся такая.
Учила «Ich sterbe» произносить без акцента,
четвёртой сестрой просила взять на полставки,
курила, дурила, скандалила до фальцета,
пить водку не стала, осталась в сухом остатке...
Фёдор: я-то уж помер, не наливай мне,
но шот «Идиот» крепче чая «Белые ночи».
Лев: не война, похабный мир убивает,
мирный читатель по совести жить не хочет.
Потомки оценят, а нонешние не рады –
правдивое слово их мелкие души гложет.
Не обессудьте,
всех вас переживу, камрады,
Антон, разлей на троих,
и Фёдору тоже.
Фёдор (едва не казнили)
приходят к Антону (а у него чахотка),
спрашивают: от вечности не у тебя ключи ли?
Антон отвечает: только коньяк и водка.
Даже шампанского не оставили, суки.
Ни хереса, ни мадеры, ни плохонького токая.
Страдаю, зверею, рассказы пишу от скуки.
Смерть приходила, недовольная вся такая.
Учила «Ich sterbe» произносить без акцента,
четвёртой сестрой просила взять на полставки,
курила, дурила, скандалила до фальцета,
пить водку не стала, осталась в сухом остатке...
Фёдор: я-то уж помер, не наливай мне,
но шот «Идиот» крепче чая «Белые ночи».
Лев: не война, похабный мир убивает,
мирный читатель по совести жить не хочет.
Потомки оценят, а нонешние не рады –
правдивое слово их мелкие души гложет.
Не обессудьте,
всех вас переживу, камрады,
Антон, разлей на троих,
и Фёдору тоже.